Обрывки из реальностей. ПоТегуРим - Инга Ильм

на море. Отправились в номера. Вскоре понадобилась партия горячительного, и два друга удалились на поиски. Приключение заняло какое-то время. И когда посреди ночи они вернулись, то обнаружили, что девы легли спать. Впрочем, всё равно очень им обрадовались. Они проболтали до утра, встретили рассвет и всё такое. А к вечеру выяснилось, что ребята ошиблись номером и пришли со своим Дионисом уже к совершенно другим, хотя тоже очень хорошим девушкам… Чем закончилась эта история, не помню. Но в этом весь Димка. Бесконечно щедрый, распахнутый человек. Он умел праздновать каждый день жизни. И никому не клялся в вечной верности. Не мог устоять перед женским восхищением. И этого не скрывал. Но как один из членов «клуба разбитых сердец» должна отметить: несмотря на славу дамского угодника, ему не очень-то везло. У него всегда были очень интересные, яркие, талантливые возлюбленные. Но чаще отношения заканчивались по его вине. После второго или третьего гастрольного тура… Опять чьи-то глаза в зале завораживали его, и… У актёров это называется «играть кому-то», «играть на кого-то». Но ведь именно так он и нашёл свою жену. И всё-таки успел попробовать и другое – «длительные отношения», куда там! Женитьбу! Убеждённый холостяк! Он сумел и измениться. Стал верным, совсем домашним. Он построил и бесконечно любил свой дом. Гордился им. Он вообще ужасно любил хвастать. Ну прямо как герой из какого-нибудь мультика. В такие минуты он вскакивал, размахивал руками, изображал всё в лицах. И обычно ему требовалось пространство много больше, чем два на полтора…

Мы вышли из храма. Нас снова встретила пустая, залитая солнцем площадь. Под тентами было занято несколько столиков. Человек десять застыли с аперолем, в тёплых лучах, как мушки в янтаре…

Конечно, ему совсем нельзя было пить. А кому можно? И на самом деле он не был каким-то там алкоголиком. Не был сумасшедшим. Просто пить было нельзя. Вполне конкретное противопоказание: несовместимо с жизнью. Контуженный. И ловушка на тромбы стоит. Так ведь он и старался! Не зашивался или кодировался. Нет. Исключительно силой воли. Периодически он серьёзно брался за здоровье. Вон недавно пресс накачал! Кубиками хвастал. А ещё: ведь приходит в жизни артиста тот день, когда он должен многое пересмотреть, обдумать и даже продумать смену амплуа. Он должен заново учиться соизмерять свои силы и должен принять, что изменился… и что если не встаёт с кровати утром и готов лежать весь день, то не потому, что лентяй, а потому, что самые обыденные вещи стали отнимать гораздо больше сил, чем прежде. Да, мы раньше гуляли всю ночь, а в девять утра были на акробатике. В час – у станка классического танца, потом актёрское мастерство до одиннадцати вечера – и снова вся ночь наша. Или с утра написали тексты, разбежались по репетициям, вечером или съёмка, или спектакль, а ночью монтаж, потом преферанс, с утра написали тексты… Теперь ведь – нет. Так уже не получится. А ведь я когда-то я именно так замуж и вышла. Сидели ночью в ресторане – очередную программу придумывали, а потом куча народа почему-то подъехала. А у нас уговор был всегда, с первых дней знакомства: если мой телефон будут спрашивать – ты никому не давай! Поклялся ведь! И так уморительно он пересказывал потом сценки с незадачливыми кавалерами. Ведь отдельное развлечение! И вдруг… спустя много лет, почти десятилетие, он отдаёт какому-то незнакомцу мой номер! Правда, уже совсем утром – сначала они посидели как следует, поговорили о том о сём. Братское сердце! Он всегда меня оберегал…

Помню, как первый раз пришёл в уже наш общий (с «незнакомцем») дом и обнаружил на плите борщ. Он был в шоке! «Ты умеешь готовить?!» Я очень тщательно скрывала это ото всех. Своё время мы проводили, заседая большими и чаще мужскими компаниями в гостях, а там всегда нужно что-то вымыть, нарезать… Я говорила: не умею. В итоге самообразовались два отличных повара, которые выступали посменно, а меня совсем не трогали. Потому-то я сделала страшные глаза и сказала: «Никому не говори!» Он мне всегда это припоминал, при каждом важном разговоре: «А про то, что ты готовить умеешь, я ведь никому так и не сказал!»

Он вообще был друг. Вот такой, из книжки. Бескорыстный, светлый, щедрый, верный, быстрый, весёлый. Он был готов защищать твою сторону, даже если ты не был прав. И он был единственным человеком в целом свете, которому я доверяла всё. И что бы ни случилось – ни днём ни ночью, – я точно знала: он будет со мной в любой беде. Всё бросит. Спасёт! Жизнь положит – поможет. Он был одной из величайших драгоценностей моей жизни. Если спрашивать о достижениях – я гордилась, что мне довелось познать самую настоящую дружбу. Да, между мужчиной и женщиной. Я на самом деле не так давно это поняла – как мне повезло. Лет семь назад. Позвонила ему и кричу: «Ты прикинь! Я всё поняла!!! Ты мой самый настоящий друг!» Но вообще мы даже не перезваниваясь общались. И уж если я кому-нибудь про него рассказывала – он тотчас возникал на экране телефона. Забавно получалось. Некоторые спрашивали: «Вы, ребята, заранее договариваетесь демонстрировать свои сеансы телепатической связи?»

Нас очень многое объединяло. И наша совместная работа возникла потому, что мы не были равнодушными.

Мы ведь придумали делать передачу о театре в машине… скорой помощи. Дело было под Новый Год, мы свои мустанги заточили в стойла и направлялись на вечеринку. Было холодно. Автомобилей даже на горизонте не было. Вечерело. Наконец к нам поскрипывая подобралась машина скорой. Мы убедили водителя со всей горячечностью, на которую только способны замёрзшие артисты, отвезти нас срочно в гости. По скорой. А внутри мы продолжили спор. И, к концу поездки, во спасение Искусства, мы придумали программу, которая будет не только оповещать о премьерах или спектаклях, но объяснять зрителю, как всё устроено. Мы вернём зрителя в театры! – сказали мы. И вернули. «Не верю» – было наше любимое детище. Мы постоянно что-то смотрели – ну как минимум три спектакля в неделю, спорили, писали, снимали, носились по Москве. И перед нами постоянно вставали тысячи и тысячи моментов непростого выбора. И никогда он не искал большей пользы для себя. Он всегда старался или великодушно уступить, или если что делить – то строго по-справедливости. Он был самый настоящий романтик, идеалист. Как ни смешно сегодня это звучит, но – человек с кодексом чести. И он очень часто находился на грани жизни и смерти. Потому был искренен, пределен – потому что на другое просто не было времени. Он всякий день жил как последний. Хотя бы ради того, чтобы его герой убедительно выглядел на экране. И ушёл он в дороге. Я думаю так правильно, так он и жил…

А мы шли. Шли и шли. Как интересно – по пустому городу. Даже не понимаю, как это получилось. И такое же необъяснимое изумление я несла в своем сердце. Почему же так пусто? Почему же стало ТАК пусто?

Ему тяжело далась эта сцена – с похоронами. Он снова и снова говорил о ней. Проживал вновь и вновь. В итоге сорвался. Не выдержал, решил развязать – выпить. Звонит: мне надо выйти ненадолго. Мало кто понимает, что такое работа артиста. Мало кто знает, с чем артист работает, с чем имеет дело. Есть история о нашем знаменитом корифее, которому нужно было сделать коронарное шунтирование. Очень повезло: он был направлен к светилу, заграничному, вовремя прилетели, бригада лучшая готова. А в хороших клиниках принято рассказывать подробно, что происходит с пациентом и как проблема будет решена. Артист проникся подробностями лекции об операции на его сердце и, не дождавшись представления, получил смертельный удар… Это трагическая иллюстрация профессиональной впечатлительности. Актёры – без кожи. Правда, всякий носит образ и внимательно следит, чтоб не слетал. А помимо всего такой человек проводит жизнь